День, когда немцы вошли в Москву
16 октября 1941 года вошёл в историю, которую от нас долго скрывали, как «день московской паники». В этот день единственный раз за всю историю своего существования не работало московское метро, эскалаторы которого уже начали разбирать, а само - минировать. Этого не избежали сотни московских предприятий, институтов, помпезных жилых домов, театров, кинотеатров и даже церквей – объектов, которые могли пригодиться врагу после падения Москвы.
Никогда за всю минувшую войну судьба всей страны, не только Москвы, не висела на таком тонком волоске, как в эти «черные дни».
Именно тогда у Гитлера были очень серьезные предпосылки конвертировать успешный блицкриг в победу. Германия могла добиться её только в условиях краткосрочной войны. В 1942 году – даже после катастрофических поражений Красной армии под Харьковом, захвата немцами Кавказа и выхода к Волге у Сталинграда - она им уже не светила. Но во второй половине октября 1941-го всё было иначе – и в стратегическом, и в тактическом отношении.
После окружения под Вязьмой и Брянском шести советских армий, развала Западного фронта, захвата Калуги 13 октября, 14 октября – Твери, а еще через несколько дней - Волоколамска, Малоярославца и Можайска Москву отделяли от рвавшихся и изучавших её из биноклей гитлеровцев только стойкость отказавшихся сдаваться окруженных частей. Недоучившиеся, но рвавшиеся в бой и почти полностью погибшие в нём курсанты ряда училищ. А также части НКВД, которые вступили в бои с врагом на подступах к городу и на его улицах и смогли навести в Москве относительный порядок, до того как к столице стали подходить с востока свежие войска. Важнейшую роль в чудесном спасении Москвы сыграл и главный виновник разразившейся катастрофы – Иосиф Сталин, отказавшийся в последний момент - после долгих колебаний - бежать из Москвы.
Если бы он покинул столицу, скорее всего, этот крупнейший промышленный, транспортный и логистический узел попал бы в руки врага. Это был бы страшный, едва ли не смертельный удар по оборонным возможностям страны, что сделало бы невозможным скоординированный отпор гитлеровцам, обрекая Красную армию на отступление до Урала.
У последней черты
16 октября многим москвичам показалось, что всё к этому и идет. В этот день народу передалась паника, охватившая власти неделей раньше, потому что меры по эвакуации и уничтожению города, чтобы он не достался врагу, уже нельзя было скрыть. Известно, что еще 8 октября, после катастрофы под Вязьмой, Сталин сказал, что «Москву защищать некем и нечем, повторяю, некем и нечем». Так же думал и Гитлер, заказавший поставки гранита из Швеции, Норвегии и Финляндии для установки памятника победителям в центре поверженной и уничтоженной Москвы. Этим гранитом до сих пор облицованы цоколи нескольких зданий на Тверской, тогда улице Горького. Так же думало, кстати, и руководство НКВД, подготовившее группу артистов-диверсантов со связями с немецкой артистической богемой, которые должны были подобраться к неравнодушному к искусству Гитлеру, когда тот прибудет в Москву принимать парад победы, чтобы его убить. В городе создавалось подполье, схроны с оружием и боеприпасами, готовились к партизанской борьбе.
«Совершенно секретное» постановление ГКО СССР
Массовой панике в Москве, которая началась 16 октября, продолжалась до введения в столице осадного положения 19 октября и была полностью преодолена драконовскими мерами лишь к началу ноября, предшествовало появление «совершенно секретного» постановления Государственного комитета обороны № ГКО-801 за подписью Сталина, председателя ГКО СССР.
Ввиду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии будущий генералиссимус, очень плохо, к сожалению, разбиравшийся в военных вопросах, приказал:
Вакханалия в Москве
На следующий день, 16 октября, власть в сдаваемом немцам городе фактически испарилась: начались неописуемый хаос, паника, эксцессы мародерства и бандитизма, грабежи магазинов и складов, особенно тех, где хранились дефицитное продовольствие и спиртное, бегство из Москвы сотен тысяч людей во главе с большим и малым начальством, на груженные добром машины которого иногда нападали разъяренные граждане. Многим не выплатили зарплаты. Магазины закрылись. С утра отключили городское отопление. Общественный транспорт не функционировал. Панику, антисоветские и антисемитские настроения подогревали проникшие в Москву русскоговорящие диверсанты из полка «Бранденбург». Низко летавшие над городом немецкие самолеты сбрасывали листовки с призывами не сопротивляться, создававшие впечатление, что всё кончено. На заводах, в учреждениях спешно уничтожались горы документов – над городом кружил пепел.
Уже 17 октября в Куйбышев прибыли высшие советские сановники – Калинин, Каганович, Ворошилов и многие другие. В Москве задержались – помимо Сталина – из хорошо известных лиц лишь Берия, Микоян и Косыгин. Из Москвы эвакуировались все министерства, оставив в столице небольшие оперативные группы. В Куйбышев перебрался Исполком Коминтерна, экспонаты Третьяковской галереи были отправлены в Новосибирск, тело Ленина - из мавзолея в Тюмень, покинул Москву даже комендант Кремля.
Сохранились документальные описания паники, охватившей эвакуируемый город, - от скупых, сжатых и серьезных, до крайне эмоциональных, дышащих злорадством затравленных граждан, в отношении перепугавшейся власти, представители которой еще недавно изображали из себя небожителей.
Вот что академик Владимир Вернадский занес в свой дневник в этот день:
Резкое изменение настроений о войне. Ясно для всех проявляется слабость вождей нашей армии, и реально считаются с возможностью взятия Москвы и разгрома. Возможна гибель всего моего архива и библиотеки. Когда я уезжал <из Москвы> в июле - мысль о возможности потери и гибели мелькала, но не чувствовалась реально, как она выступает сейчас.
А вот другое свидетельство очевидца – советского писателя и журналиста Льва Ларского, наблюдавшего исход из Москвы:
В потоке машин, нёсшемся от Заставы Ильича, я видел заграничные лимузины с «кремлёвскими» сигнальными рожками: это удирало Большое Партийное начальство! По машинам я сразу определял, какое начальство драпает: самое высокое - в заграничных, пониже - в наших «эмках», более мелкое - в старых «газиках», самое мелкое - в автобусах, в машинах «скорой помощи», «Мясо», «Хлеб», «Московские котлеты», в «чёрных воронах», в грузовиках, в пожарных машинах… А рядовые партийцы бежали пешком по тротуарам, обочинам и трамвайным путям, таща чемоданы, узлы, авоськи и увлекая личным примером беспартийных…
Точно такие же сцены, перемежавшиеся потасовками и драками бившихся за транспорт обезумевших от страха людей, происходили за год до этого в Западной Европе во время немецких наступлений. Оказывается, то же самое было и у нас.
И это не злопыхательство «обиженных» советской властью граждан: рассекреченные рапорты сотрудников НКВД своему начальству рисуют точно такую же картину и сообщают массу частных и достоверных подробностей. Вот один из самых безобидных из них: «16 октября группа грузчиков и шоферов, оставленных для сбора остатков имущества эвакуированного завода № 230, взломала замки складов и похитила спирт. Силами оперсостава грабеж был приостановлен. Однако 17 октября утром та же группа людей во главе с диспетчером гаража и присоединившейся к ним толпой снова стали грабить склад. В грабеже принимали участие зам. директора завода Петров и председатель месткома. При попытке воспрепятствовать расхищению склада избиты секретарь парткома завода и представитель райкома ВКП(б)».
Из партийных чинов испытание выдержал секретарь ЦК ВКП(б), глава Московской партийной организации Александр Щербаков, оказавшийся самой заметной публичной фигурой в городе в это страшное время. Он многое сделал для того, чтобы острая паника улеглась в течение нескольких дней, демонстрируя распорядительность и решительность.
Анархии положили конец
Чтобы навести в городе элементарный порядок, пришлось вначале накопить силы, а потом начать бескомпромиссную борьбу с грабителями, расхитителями, дезертирами, паникёрами и немецкими агитаторами, которых хватали и расстреливали на месте. К концу октября в городе навели относительный порядок.
Огромную практическую роль в спасении столицы, до того как к ней подтянулись свежие войска из восточных районов страны, сыграли части НКВД. Они не только восстановили порядок на улицах огромного города, но и уничтожали вражеских диверсантов, просочившихся в Москву немецких мотоциклистов. Особенно отличилась Отдельная мотострелковая бригада особого назначения (ОМСБОН), сформированная в октябре 1941 года из советских спортсменов, циркачей и находившихся в Москве иностранных коммунистов. Именно они пресекли попытку прорыва к метро Сокол мотоциклистов одной из немецких дивизий, вначале отогнав их, а потом и уничтожив в районе Водного стадиона. Из иностранцев в этом подразделении было больше всего… немцев, американцев и румын. Бойцы ОМСБОН участвовали и в военном параде 7 ноября на Красной площади и заодно – охраняли его.
Именно это событие внушило оставшимся в городе жителям, всей стране и всему миру, что Москву не сдадут, и нацистская Германия, упустившая свой единственный шанс, будет в конечном счете разгромлена. Так и случилось. Москва не пала – пал Берлин.