Тохмах и крематорий: как в Ереване меняются похоронные традиции

"Люди приходят — люди уходят", — такие слова произнёс старик, который за долгие годы провожал множество умерших, начиная с тех времён, когда «Тохмах» был единственным кладбищем в Ереване, доступ к которому не требовал покровительства, а прощания организовывались по ныне устаревшему протоколу.

Некоторые практики прежних лет сохранились, другие ушли, поскольку создавали неудобства не только близким покойного, но и прохожим. Речь идёт о традициях похоронного обряда и связанных с ним публичных проявлениях.

Около двадцати—двадцати пяти лет назад, прежде чем направиться на кладбище, гроб с усопшим выносили из дома и на некоторое время оставляли во дворе. В исключительных случаях использовались большие концертные залы филармонии или оперного театра, как это происходило на похоронах Мартироса Сарьяна, Паруйра Севака, Арама Хачатуряна и других деятелей первой величины. В большинстве случаев траурные мероприятия проходили в домах: панихида, вынос тела и поминки проходили по месту проживания усопшего.

Неудобство вызывало то, что при следовании к месту захоронения длинная процессия с венками и гробом продвигалась по улицам, и чем дольше она шла, тем больше считалось проявлением уважения к умершему.

Автомобильные «пробки» в восьмидесятые, а ещё раньше тем более, были в Ереване редкостью, но те, которые возникали во время похорон, отличались подчеркнутой деликатностью: никто не сигналил, не пытался обогнать другого. Пешеходы, оказавшиеся на пути процессии, останавливались и снимали головные уборы.

О времени смерти и дне похорон родственники извещали посредством печатных объявлений в газетах: "С глубокой скорбью извещаем о смерти …". В объявлении указывали имя покойного, родственные связи с авторами извещения, место, день и час выноса тела. Затем появлялись объявления с аналогичной траурной рамкой, в которых друзья, товарищи и сослуживцы выражали соболезнования семье. Такие объявления оплачивались и составляли заметную часть доходов изданий.

Бесплатно публиковались лишь сведения о кончине лиц, для похорон которых формировались специальные комиссии. Эти сообщения обычно сопровождались некрологом, подписанным высшими руководителями, и фотографией покойного. В большинстве случаев память выражалась небольшим текстом, подписанным как "Группа товарищей".

Перед выносом тела высокие руководители, как правило, вставали в почётный караул и следовали на кладбище в одном ряду с ближайшими родственниками. Музыкальное сопровождение, как и во время панихиды, присутствовало как элемент церемонии.

Поминальные венки были обязательной деталью похорон, хотя на какое-то время в Армении их запрещали. Причин запрета широкая публика не знала. Тем не менее в большинстве случаев венки продолжали присутствовать при похоронах.

Запомнился случай, когда в Ленинакане (теперь Гюмри) уважавший традиции гражданин нёс к месту панихиды венок, но, заметив следовавшего за ним милиционера, сменил курс и возложил его к памятнику Ленина. Представителю власти не оставалось ничего другого, как молча удалиться.

В отличие от современных практик, когда даже лица с невысокой религиозной приверженностью приглашают служителей церкви, в те годы отпевание покойного было редкостью. Религиозные обряды выполнялись значительно реже.

Отдельная тема — надгробные памятники на Тохмахе и ныне на других кладбищах. В стремлении выделиться затрачиваемые средства на материалы — мрамор, гранит, реже туф — нередко оказывались значительными. Мрамор и гранит в советский период чаще доставлялись из украинского Житомира. Туф был доступен локально. Одновременно возникали вопросы относительно художественного оформления памятников.

В восьмидесятые годы работу по оформлению надгробий начал известный художник киностудии «Арменфильм» Валентин Подпомогов. Однако масштабы творческих практик, в том числе работы многочисленных самоучек, оставляли нерешёнными задачи по выработке единых стандартов.

На Арлингтонском воинском кладбище в Вашингтоне применяют иной подход — там стелы выполнены единообразно по размеру. — Здесь хоронят всех участников войн, но есть ограничения, — объясняли мне. На национальном Арлингтонском кладбище не предусмотрено место для лиц, осуждённых за террористическую деятельность: законодательство было уточнено после попытки захоронить там останки лица, ранее служившего в армии США, а затем причастного к террористическим актам, повлекшим гибель граждан. Несмотря на прошлую службу, захоронение рядом с национальными героями не было разрешено.

Ереванская проблема, получившая обсуждение, — крематорий. Тема появилась после того, как стало ясно, что хотя в городе сейчас более двадцати кладбищ, свободных мест всё равно не хватает.

Специалисты ритуальных услуг отмечают, что у людей должна быть возможность выбора, и кремация, как правило, обходится дешевле традиционных похорон. Бывали случаи, когда родственники везли усопших в Москву для кремации, а затем возвращали прах в Армению.

Из личных воспоминаний: в детстве я часть летних каникул проводил в Спитаке, у тёти. Дом находился в двух шагах от самодельного футбольного поля, рядом с заброшенным кладбищем — несколькими десятками туфовых надгробий, поросших мхом. На одном камне выбит простейший крест и трудночитаемая надпись, схожая с клинописью. Мне, ученику русской школы, было непросто её прочесть. Первые уроки армянского языка я получил именно там.

После игр на поле мы отдыхали на туфовых надгробиях. Никакого страха или мистики в тех ситуациях не наблюдалось, взрослые не делали замечаний о неуважении к памятным местам. Напротив, для некоторых старших это выглядело как перекличка поколений.

Во всех случаях, живите долго!